Все, выкладываю пролог и пока неокончательный вариант первой главы тут. Прошу учесть, что пока писала, делала все, чтобы это не напоминало мерисью.
Фэндом: профессор Дж. Толкин. "Сильмариллион"
Новый персонаж, Маэдрос, Маглор, Саурон, Финрод, Элронд, Элрос и др.
Предательство
читать дальше
Фиолетовый запад гнетет,
Как пожатье денницы свинцовой.
Мы летим неизменно вперед –
Исполнители воли суровой.
Нас немного. Все в дымных плащах.
Блещут искры, и блещут кольчуги.
Поднимаем на севере прах,
Оставляем лазурность на юге.
Ставим тропы иным временам –
Кто воссядет на темные троны?
Каждый душу разбил пополам
И поставил двойные законы.
Никому не известен конец.
И смятенье сменяет веселье,
Нам открылось в гаданье: мертвец
Впереди рассекает ущелье.
Александр Блок.
Пролог. Нирнаэт Арноэдиад.
Безумец! Для чего тревожишь
Ты сердце бедное свое?
Простить не можешь ты ее –
И не любить ее не можешь!..
Некрасов, «Три элегии», 2.
Как пожатье денницы свинцовой.
Мы летим неизменно вперед –
Исполнители воли суровой.
Нас немного. Все в дымных плащах.
Блещут искры, и блещут кольчуги.
Поднимаем на севере прах,
Оставляем лазурность на юге.
Ставим тропы иным временам –
Кто воссядет на темные троны?
Каждый душу разбил пополам
И поставил двойные законы.
Никому не известен конец.
И смятенье сменяет веселье,
Нам открылось в гаданье: мертвец
Впереди рассекает ущелье.
Александр Блок.
Пролог. Нирнаэт Арноэдиад.
Безумец! Для чего тревожишь
Ты сердце бедное свое?
Простить не можешь ты ее –
И не любить ее не можешь!..
Некрасов, «Три элегии», 2.
«… но Морготу стало известно стало известно о замыслах Эльдаров и Друзей Эльфов, и он сделал все, чтобы защитить себя. Он послал к ним множество соглядатаев и предателей, и им было тем легче, что вероломные люди, заключившие союз с Морготом, хорошо знали тайны сыновей Фэанора».
Моргот Бауглир, которого когда-то называли Мелько откинул назад свои красивые, блестящие темно-русые волосы и поглядел на стоявшего перед ним Первого Ученика, покорно склонившего голову. Гортхаур же, только недавно воплотившийся обратно в образе Детей Эру, разложил на столе карту. Чудная была эта карта – как только она коснулась поверхности стола, горы, реки, леса, в общем, все, что было на ней изображено стало объемным, а так же обозначились некоторые из Цитаделей эльфийских владык. У горы Химринг стояла фигурка высокого однорукого эльфа с воздетым к небу мечом. У Барад-Эйтель в лазурных одеждах была фигурка высокого нолдо с развивающимися словно по ветру каштановыми волосами. Ученик Темного Валы прикусил губу, гладя на эти две фигурки, а потом изрек фразу, надоевшую за порядочное время фразу:
-Нельофинвэ победит!
Мелько тяжело вздохнул и склонился над картой, а потом перевел глаза на бывшего приближенного Ауле. После того, как один из Камней северной Короны был дерзко похищен, Гортхаур вел себя исключительно странно: орки, которые и раньше боялись его до дрожи, теперь и вовсе разбегались, едва завидев его в коридорах Ангамандо.
-Почему? – спросил Мелькор, надеясь в крайнем случае выпытать ответ из не желавшего объясниться майа. – Да, они собрали неплохие силы по своим размерам силы, но наши шпионы сделали все, чтобы к ним не присоединились Лесное Королевство и Нарогтронд. Дурманы, изготовленные тобой так же успешно действуют на Тьелкормо, Куруфинвэ, Карнистиро и Умбарто. Мы в полной боевой готовности. У нас пятисоттысячное войско орков, около тысячи балрогов, да и драконы.
Ученик ответил вопросом на вопрос:
-Учитель, а Вы знаете военачальников Руссандола?
-С ним сейчас его братья, остальные, как мне доложили, не представляют какой-либо опасности, всего лишь послушные тени старшего из сыновей Пламенного. – Темный Вала усмехнулся, а потом с удовольствием стал смотреть на своего любимца – какими же данными его осчастливит его любимец в этот раз?
Гортхаур смерил Учителя явно страдальческим взглядом и, вынув из кармана небольшой кусочек черного оникса, запел что-то очень странное: его голос стал грудным, глубоким, исполненным чего-то, к чему человек вряд ли подобрал бы слова. Когда напев кончился, майа поставил чуть впереди однорукой фигурки еще одну – женскую, по высоте уступавшей лишь одной темной фигуре – Темного Властелина.
-Кто это? – Мелько, казалось, знал ответ.
-Ее называют Серкерут, - Артано отвернулся к окну, за которым была лишь тьма.
-Не плохо, - Вала усмехнулся. – Кровавый гнев. На меня что ли пташечка обиделась?
– Я помню ее, пожалуй, еще с тех самых пор, когда она родилась, - с досадой продолжил Повелитель Воинов. - Тогда я часто бывал с ними – еще мало чего понимавшими эльфами. Она была вторым ребенком среди нолдор, да и вторым именно родившемся эльфом. Хотя она, вообще-то, не эльф. Настоящая дочь этих квенди погибла – ее напугал гаур. Тогда один из сильных мира сего, пожалев талантливых нерожденных и услышав глас Эру наставлявший его, подменил тело погибшей девочки на свою собственную дочь, родившуюся в тот же день. Родители так и не заметили этого в первое время, а потом.… Наверное, догадались, но ничего ей не сказали. Она взрослела медленнее остальных, но всегда была красивее, что искупалось беспросветным нежеланием что-либо делать. Она ничему не училась – ей было всё равно. Единственное, что ее занимало – это болтовня с молодыми эльфами, танцы и цветы. Там, в Валиноре, я мог видеть ее каждый день, шатающуюся без дела с кем-нибудь. Так она и прожила бы все годы, но случилось так, что на одном из балов, когда еще была относительная, хлипкая дружба между первым и вторым домами, эта девушка встретила Майтимо. Она понравилась принцу, и она стали дружить. Он пытался заинтересовать ее хоть чем-то, но она смеялась, а он, обидевшись, не приходил несколько дней, но потом все повторялось заново. Фэаноро, естественно, один раз застукал этих несмышленышей в беседке. Сидели, венок из ромашек плели. Пожалуй, тогда она и проявила себя во всей красе – Пламенный стал кричать на сына, а она поднялась и ответила ему. Фэаноро в первый раз в жизни поднял руку на женщину, а сына уволок домой. Ну, а потом была его ссылка, ссора со всеми. Сия юная особа тайно ездила в Форменос, убеждала в чем-то Нельофинвэ, но потом.… Потом, Учитель, вы все знаете – не за чем пересказывать. Я не знаю, что происходило точно, но Майтимо ее предал – она шла в Эндорэ через Хелкараксэ и пришла абсолютно изменившейся – руки, прежде не знавшие даже пряжи, взялись за меч, а характер.… Когда Финдекано отправился снимать этого идиота – фэаноринга, она собрала лучших целителей, которые в миг поставили того на ноги. Она отказалась идти с родителями за Туркано – дочь ее старшего брата была его женой – а уехала с Нельофинвэ в Химринг.
-Проще говоря, предала? Стала любовницей этого безумца? – Мелько выгнул бровь.
-Не известно. Она сделала Химринг на долгое время местом, где не было наших людей. Только с приходом людей ситуация изменилась, хотя Серкерут не очень доверяет им. Она может разгадать ход. Майтимо считается с ней, - Гортхаур снова отвернулся к окну и положил руку во внутренний карман робы, дотрагиваясь до того, что лежало там.
-Как я понимаю, именно она помогла бежать из-под носа фэанорингов этой маленькой твари? – Мелько недовольно переставил несколько фигурок на карте, корректируя положение войск. Жестокий кивнул, зная, что Мелькор и так уже знает ответ. – А потом убила нескольких наших соратников? Но это ничего. Радует то, что ты рассказал мне, - Мелькор взял в руки фигурку девы и поглядел на нее. – Помню, как же. Глупая, глупая дурочка. Ну, ничего. Я знаю, она ведь женщина. У нее есть слабости. И я, может, даже не буду убивать ее, - он перехватил взгляд пролетавшего мимо окна орла, обращаясь к тому, кто не мог услышать его.
***
У Нельофинвэ Майтимо предательски дернулась в судороге рука, и перо выпало из ослабевших пальцев. Он в ярости отодвинулся от стола, стараясь сдержать злость и не порвать пергамент в клочья.
Все это заставило Серкерут глубоко вздохнуть, и, взяв письменные принадлежности, подписаться за фэаноринга.
-Спасибо, - никто не прочитал бы в этом взгляде благодарность, но, справедливости ради, стоит заметить, что все же были исключения из правил.
Эльфийка, увидев, что больше подписывать приказы не придется, отступила в тень, в глубь шатра и стала оглядывать собравшихся. Большинство из них были, конечно же, квенди. Справа от стола стояли остальные шесть сыновей Пламенного Духа – Макалаурэ, Тьелкормо, Куруфинвэ, Карнистиро, Умбарто, Амбарусса. Напротив стола возвышался Финдекано, за спиной которого уже в боевом мужском костюме была его супруга, а по совместительству и сестра Серкерут, которая не преминула ей подмигнуть. Далее были Гвиндор, Маблунг и Белег из синдар, Хурин, Хуор и вожди вастаков. Серкерут было тоскливо, к тому же что-то подсказывало ей, что Майтимо совершает явную ошибку. «Не послушал же ты нас – меня, Макалаурэ, Динендиля? – и что получилось? Чуть не потеряли Химринг?» - возмутилась она про себя.
Их отношения бывшие когда-то дикой, всепоглощающей влюбленностью затухли, так и не успев стать большим и чистым чувством, именем которому было – любовь. Серкерут гоняла эльфов, отмуштровывала людей. Когда-то ей было интересно слушать старшего фэанориона – теперь она редко проводила в его обществе и полчаса. Ей хотелось большего. Ей хотелось битвы, знаний, а ему – исполнения клятвы, прежней славы. Она невольно глянула в небольшое походное зеркало на переносном складном столе. В нем отразилась эльфийка достаточно рослая, в черном до земли платье, отделанном черными же кружевами. Только под вырезом была вышита серебристая восьмилучевая звезда Дома Фэаноро. Две тяжелые черные косы, каждая толщиной в ее отнюдь не хилую руку мечницы были заплетены просто, но туго, так чтобы не выбивались пряди, на нолдорский манер. Лицо было бледным, холодным, с серыми глазами, невероятно большими и при этом красивыми даже для эльфийки. Она не заметила, что старший сын Фэаноро тоже наблюдает за ней.
«Холод и лед, как Тьелкормо», - вертелось в его голове. Никто и никогда не знал, что его и эту заковавшую в сталь свое сердце эльфийку когда-то связывали нежнейшие чувства. Даже отец и Макалаурэ не знали. «Хотя отец…». То был отдельный разговор. Голос, до боли напоминавший ему отцовский, нашептывал ему : «Вспомни, щенок, она тогда тебя защищала, а ты ее - не смог. Ты ее предал, и не раз, а она шла за тобой». Сознание лишь услужливо подбрасывало образы, не давя усомниться в правоте, звучавшей в этих словах. Он вспомнил еще времена Земли-Не-Знавшей-Смерти, когда отец увидел их в беседке. Он что-то говорил ей, помогая управиться с цветами. Но неожиданно она замолчала, а он инстинктивно поднял глаза. На пороге стоял Фэаноро – высокий, яростный, глаза – темно-зеленые, иногда казавшиеся почти черными – метали молнии. Старший сын Финвэ кричал долго, пинал скамейку, а потом приказал отпрыску идти за собой. «Он может сам решать! Я не претендую, но пусть он выберет!» - неожиданно сказала нолдэ. Тогда Майтимо просто обомлел. Она всегда была очень мягкой, до невозможности наивной, глуповатой даже. А в тот момент он поразился – девушка встала со скамейки спокойно и гордо, а в ее глазах почудился странный свет. Куруфинвэ Финвион с рыком отвесил ей пощечину и уволок сына. Майтимо стыдился того случая потом – он так никогда и не извинился. «Это ты должен был встать, загородить ее, сказать что-то, а ты промолчал», - продолжал шептать голос. А потом он вспомнил ту страшную ночь, когда они отплывали из Лебяжьей Гавани. Он вспомнил ее отца – могучего, высокого витязя, который силком протащил дочь к кораблю. «Возьми ее с собой, сын Фэаноро, если ты любишь эту деву! Твой отец не пришлет корабли за нами!». Майтимо тогда лишь отвернулся, а потом они всемером с братьями рыдали, когда отец сжег корабли. И за это он тоже не извинился. «Я искупил предательство, когда попал в плен. Когда был в Ангамандо», - вскинулся он мысленно. «Но именно из-за тебя она, Финдекано, Финдерато, Артанис, да и другие шли через Хелкараксэ. Из-за тебя она изменилась». Он вспомнил, что она спасла ему жизнь. Когда нынешний Король Нолдор принес его в лагерь, он мог умереть просто потому, что целители не успели бы подготовить трав. А потом, когда израненная гораздо сильнее фэа почти рассталась с роа, она хлестала его по щекам и кричала: «Ты будешь жить! Не смей умирать!». Иногда ему даже казалось, что она не из квенди, а Высокая, так горели ее глаза и такую силу излучал ее образ. Из-за него она попал в плен здесь и на ее шее теперь длинный кривой шрам, а на правой ноге не хватает кусочка мизинца, а когда она вернулась – лежала в постели всего два дня, а потом носилась по Химрингу с открывающимися ранами.
-Все готово, ваше высочество, - Хуор протянул ему документ со всеми нужными подписями. Мы можем выступать.
Майтимо поднялся на ноги и, оглядев присутствующих, сказал всего лишь одно слово:
-Удачи!
Он вышел из шатра, а за ним тенью последовала и Серкерут, но далее их пути разминулись. Эльфийка направилась в шатер женского полка, где она медленно надела кольчугу, защитные накладки на колени, руки и шлем. Все в том же молчании она вышла из шатра, объявляя построение войск правой руки, собиравшиеся наступать с востока к Ангамандо.
-Рут! – вдруг окликнул ее кто-то, заставив обернуться. Макалаурэ, Умбарто и Амбарусса, стояли плечом к плечу, сняв шлемы, и глядя на нее.
-Мы пришли попрощаться, ты ушла так быстро, - Умбарто заговорил как всегда быстро, с болью отведя взгляд куда-то себе под ноги.
-А ведь ты едешь не с нами, а на правом фланге с Тьелкоромо и Курво, - добавил второй близнец.
«И мы можем больше не увидеться, Серкерут», - менестрель воспользовался осанвэ, чтобы высказать то, что было на душе у всех троих. Он просто не мог сказать это вслух. Они были сами искренними из Семерых, хотя характер Умбарто в последнее время сильно изменился, но продолжал так же преданно обожать Серкерут, видимо вспоминая, как после своего прихода она сразу же перешла в их лагерь, где утешала близнецов, которым тогда едва-едва исполнилось пятьдесят лет по человеческому счету. Он еще помнил, как сидел, уткнувшись в ее платье, беззвучно роняя слезы, а она совещалась с Менестрелем, разрабатывала план действий.
-Namarie! – неожиданно для самой себя крикнула военачальница Химринга и, вскочив на лошадь, взмахнула мечом. – В бой, Фэаноринги! В бой войска Пламенного!
Они медлили, безумно медлили. Нельофинвэ Майтимо осознавал, что не все здесь чисто, но огонь его души не жаждал битвы, его томило другое. Своим зорким зрением перворожденного он видел как на правом фланге, во главе которого стоял Серкерут рядом с ней гарцевали словно на параде два его брата. Ревность сбивала его с толку, путала мысли, не давала задуматься о словах Ульдора, а та, что могла подсказать ему ответ, только беспрекословно выполняла приказ. Волновали его оба, но в первую в первую очередь даже Курво нежели Турко. Он прекрасно помнил, как еще в Амане, после того, как отец увидел ее и его самого, Руссандола, девушка обмолвилась: «Это всего лишь маленькая ревность. Он был заинтересован одно время…». А Курво был ну просто до безобразия похож на Пламенного Духа. Правда, был ниже ростом, чуть ли не на голову, лицо очень схожее в чертах было желчным, слегка грубоватым, глаза были не темно-зелеными, а желтоватыми, как и у самого Майтимо. Четвертый же сын Фэаноро не зря был прозван Прекрасным: у него была нежно-белая кожа, вступавшая в контраст с короткими, не достающими даже до плеч волосами цвета воронова крыла, а лицо, хоть и слегка жесткое, было расслаблено во всех своих точеных чертах, тогда как серо-голубые глаза смотрели живо, слегка свысока. Но Фэанорион не задолго до Браголлах видел, как Рут и Турко поссорились. Иногда в темное время суток из страха заговоров он обходил свои владения, и, в одну из таких ночей, он услышал шум в одной из дальних комнат замка. Подойдя ближе, бывший Король Нолдор в изгнании понял, что там находятся гостивший у него в тот год брат и военачальница. «Ты безумен! Разве ты не понимаешь, чего просишь? Чего добиваешься?», - кричала она. «Да, я понимаю. И чем дальше размышляю, тем больше убеждаюсь в том, что поступаю правильно, а неразумна ты, отказываясь от моего предложения. Я спасаю тебя от позора!», - голос Охотника был спокоен и в нем проскальзывали надменные нотки. «Никогда!» - словно тряпку в лицо швырнула ему в лицо слова эльфийка.
-Господин, мы приближаемся! – знаменосец, высокий желтоглазый темноволосый молодой эльф с необычайно острым зрением указал вперед. – Битва началась буквально несколько минут!
-Свершилось… - Глава первого дома опустил голову.
Орки падали один за другим, но меньше их не становилось. Битва шла уже не первый день, а сейчас многие умирали даже не потому, что их раны были смертельны, а потому, что биться без передышки с неиссякающей ордой врагов было не по силам даже эльфам.
-Принцесса! – окликнул ее кто-то. – Там зовут вас! Приказано отступать! – окликнул ее кто-то и тут же упал с отрубленной секирой головой. А балрог не щадили никого, и даже женщин. Убив мужчину, он переступил через его тело и шагнул к ней.
Серкерут выпрямилась, убив из лука еще одного прихвостня Врага из людей, прежде, чем выйти в этот неравный бой, а потом отбросила бесполезную уже деревяшку в сторону. Валараукар не спешил нападать, в недоумении остановившись. Они смотрели друг на друга – бич рассек воздух, не задев ее. Еще раз. Секира обрушилась туда, где она стояла мгновение назад. Серкерут была гибкой, быстрой, и она нанесла единственный удар, пронзив демона подхваченным с земли копьем. Он испустил страшный крик, убивший нескольких эльфов неподалеку и потух. Но вдалеке раздалась новая порция горестных стонов, на которые правая рука Майтимо Фэанороина не обращала внимания, но тут что-то заставило ее обернуться. Во множестве фигур она различила одну, единственную, окутанную каким-то подобием сияния. Почти там, где Змей разделил войско на две части, пронзенный вастакской стрелой медленно оседал эльф с волнистыми волосами цвета красного золота. Его кольчуга, подведшая своего хозяина, клочьями свисала с могучего тела, придавая ему еще более мучительный для нее вид, а его глаза, оттенком напоминавшие небо Благословенной Земли, расширились. Он падал невообразимо долго. Серкерут пропустила чувствительный удар, но бросилась в битву дальше и никто не увидел на ее глазах и слезинки, но глаза, имевшие особенность менять цвет почернели...
Вокруг был запах крови, огня, привкус смерти и невыносимой для Дивного Народа пыли равнины Анфауглит…
Но тут битва снова замерла для нее. Женский крик прорезал застывший воздух. По среди ада с огромным Балрогом бился Верховный Король Нолдор. Внезапно еще один из этих не имеющих ни души, ни совести существ, хлестнул Финдекано сзади огненным бичом, а первый рассек его секирой устрашающих размеров. Корона упала. Внезапно одна небольшая светлая фигура в голубом с серебряным сорвалась с места и, подхватив венец, бросилась сквозь ряды демонов на сторону войска Майтимо. Золотые кудри выбились из-под шлема, и Серкерут узнала свою сестру.
-Лейрэ!.. – кричала Лаурэль, жена Светлого государя. Воительница дернулась и бросилась ей навстречу, при необходимости прорубая себе путь сквозь смешавшихся с эльфами предателей и слуг Черного. Но тут снова произошло необратимое – вастакская лошадь сбила златокудрую с ног и она успела лишь выбросить вперед венец, а потом… Потом пепел смешался с золотом волос и с багрянцем крови.
Серкерут вскрикнула и успела в последний момент подобрать брошенное. Потом в ее сознании все окрасилось в звуки рогов сыновей Фэаноро, трубившие отход, а затем она видела лишь одно: желтоглазого герольда, одного, сражающегося у стяга. И вастака выпускающего стрелы одну за другой, и лицо молодого знаменосца, искаженной болью. Где-то там, на заднем плане Майтимо бился с каким-то предателем, а Макалаурэ в жестокой схватке сошелся с Ульдором. Нельофинвэ даже не обернулся, когда в песню боли сил Запада и торжества Севера вплелся стон его же собственного оруженосца, только Макалаурэ рванулся вперед, бросая тому меч, оставляя себя таким образом без защиты… А вастак выпустил еще одну стрелу…
Над равниной полетел крик, наполненный лишь бесконечной болью.
-Nai!!! – она не видела ничего кроме опирающегося на стяг юноши, у которого уже подгибались колени, ничего кроме боли и света отлетающей души в этих необыкновенных огромных желтых глазах. Она неслась через поле – сама не знала как - оно было громадным, ее сбивали с ног, она падала, вставала и бежала вновь, бежала, бежала, но когда она рухнула на колени рядом с ним, то услышала лишь последнее, едва различимое в шуме оружия слово:
-Госпожа… - губы эльфа изогнулись в последней мучительной улыбке, больше похожей на гримасу, а потом изо рта потекла кровь, тело забилось в предсмертной судороге, руки до боли сжали ее запястья, и глаза закрылись, чтобы больше не увидеть ни Эндорэ, да и госпожу свою он увидел лишь через время, названное бы людьми – Вечностью.
Серкерут не видела окружающего мира, не видела битвы, она звала Эру и Намо, а те не откликались, они забыли, она хотела смерти, а потом кто-то смилостивился, и к ней пришла боль и она упала лицом в пепел и пыль равнины Удушающей Пыли, где гибли ее сородичи.
«Подоспели, однако, новые силы людей-предателей, которые Ульдор собрал и укрыл в восточных холмах, и воинство Маэдроса было атаковано с трех сторон и разбито, и в беспорядке бежало. Но судьба хранила сыновей Фэанора и, хотя все они были ранены, ни один не погиб; они пробились друг к другу и, собрав вокруг себя уцелевших нолдор и наугрим, прорубили себе путь из битвы и отступали на восток, пока не достигли горы Долмед»…
-Мы оторвались, - прохрипел Морифинвэ, обращаясь к старшему из своих братьев. – Нандор примет нас, там и обоснуемся пока. Майтимо?..
Нельофинвэ не слышал его.
-Где Серкерут? – он повернул свое обескровленное бледное лицо к едва держащемуся в седле Атанринкэ. – Где она?
-Я не знаю, брат. Я видел, как она бросилась бежать к своей сестре, а потом еще куда-то, - Умелого трясло, словно от лихорадки.
-Она пала, - Тьелкормо, которого везли лежащим в шкуре, закрепленной между двумя свободными лошадьми, поднял голову. – Я видел. Кто-то забрал тело. Она пала рядом с Лаурэглином. Если б я знал…
Майтимо опустил голову, не слушая, находясь в состоянии какой-то прострации.
-Как же я без нее? – неожиданно громко вскрикнул старший из семерых. – Эру! Манвэ! Варда Элентари! – он кулем упал с лошади, а потом по его лицу полились горькие мужские слезы. – Я же не могу так! Я не знаю, что мне делать! Я ничего не могу без нее! Почему она оставила меня?! Почему выбрала Залы Печали?! – он спрятал лицо в ладонях, а потом забормотал, как слабоумный:- Верните мне их! Верните! Верните! Верните! Я не могу так! Верните!!!
А Макалаурэ попытался заглянуть в глаза брата с телеги, где ему нашлось место, и единственная слеза скатилась по его щеке и утонула в почерневших от крови бинтах.